morry_slc

Зомби-апокалипсис - это не страшно. Обитель Зла десакрализировала живых мертвецов, а Зомбиленд пустил в затылок этому образу последнюю пулю. Мы все не раз это видели в кино - неизвестный вирус превращает человечество в толпу безмозглых хищников с окровавленными мордами, а горстка выживших пытается пробиться в зону безопасности, не дав себя сожрать по дороге. Это не столько хоррор, сколько экшн - если смотреть снаружи.

Признаться честно, изнутри это все еще кошмар, но по крайней мере, это нормальный, вменяемый кошмар, где я - это я, а не загадочный персонаж со своим характером, памятью и эмоциями, зачем-то решивший этой ночью выдать мне кусок своей неповторимой жизни (без которого я с удовольствием бы обошлась).

Субботний кошмар.
Встречать этот Новый Год мы рванули в Киев - я, Димка,

jorian и

rudasov. Поселились в какой-то жуткой студенческой общаге, один из корпусов которой был закрыт по соображениям безопасности (там рушились лестницы), а другой только-только пережил евроремонт. Теперь там открывались-закрывались автоматические стеклянные двери, повсюду сверкал полированный мрамор и стояли фикусы. Не знаю, почему, но многие держатели гостиниц средней руки считают, что фикусы - это шикарно. Всю ночь народ кутил и гулял по городу. Помню, снег падал крупными хлопьями и было аномально тепло. Люди дарили друг другу хлопушки, бенгальские огни и наливали незнакомцам шампанского.
Утром нового года я проснулась в тишине. Все еще спали и я залезла на подоконник - поглядеть на улицу. Под окном кралась маленькая кошка, черная с белыми лапками, и нюхала снег. Над дверью гостиницы напротив звякнул колокольчик. На улицу вышел бородатый швейцар в дурацкой красной шинели, остановился, раскашлялся и сплюнул себе под ноги. А потом вдруг заметил кошку, подбежал к ней и пнул так сильно, что подбросил в воздух. Кошка упала метрах в двух от него и осталась лежать. Тогда он задрал голову и посмотрел на наши окна. Таким взглядом раб провожает бывшего надсмотрщика, которому пришло время отомстить. И я забилась под кровать - ждать, когда проснутся остальные. Мне было очень страшно двигаться и шуметь. Почему-то я была уверена - стоит мне привлечь к себе внимание тех, кто ходит сейчас за дверью - и я труп.

В первые дни нового года врачи повально ставили диагноз ОРВИ, на третий или четвертый по радио сказали об эпидемии. 7 января перестали летать самолеты и работа предприятий общественного транспорта остановилась. Днем позже президент объявил об отставке и, сдав полномочия министру по чрезвычайным ситуациям, на частном самолете улетел куда-то на острова. На следующий день в блогах писали, что самолет разбился при посадке, но это уже мало кого интересовало. Еще пару дней по телевизору повсеместно показывали Онищенко - наши называли его Фигаро, Фигаро-здесь, Фигаро-там. Он говорил о необходимости носить марлевые повязки и народ ржал над этим ужасно. А потом больных стало слишком много для того, чтобы оставалась надежда что-то сделать с этим.

jorian устроил вылазку в институт и приволок оттуда пару противогазов. В заначке у

rudasov оказались какие-то годные противовирусные таблетки. Из общаги мы старались не выходить без особой необходимости.

Когда я дозвонилась в Москву, оказалось, что там все еще хуже, чем здесь. Воды нет, электричества нет, по улицам шарятся патрули, а все больницы превращены в морги. Почти все мои умерли, а кто еще был жив, тот запирал себя в своей квартире, чтобы там, в одиночестве, кашлять, молиться и ждать смерти.
Это все, что оставалось каждому из нас: молиться, ругаться, ломать мебель и кашлять.
Плакать мне было уже нечем и я отчетливо ощущала нарисованную мишень на моей спине. От этого стыли руки и ничего не хотелось делать, поскольку все было бессмысленно. Ты помечен, ты отобран, твое местонахождение известно и, что бы ты ни делал, ничего не изменится.

Симптомы нового ОРВИ были просты. Сначала у человека начинало першить в горле. Потом появлялась резь в глазах, сухой кашель и легкий насморк. На третий день кашель усиливался. Незначительно поднималась температура. На четвертый день больной кашлял почти постоянно, в мокроте появлялась кровь. Пятый день приносил озноб и головную боль, температура падала, человек переставал есть и у него начинались галлюцинации. Многие больные слышали голоса, некоторые, согласно их последним сообщения в блогах, видели демонов и монстров вокруг себя. К вечеру пятого дня или к утру шестого они повреждались рассудком, становились агрессивными и нападали на окружающих - не на всех, только на тех, что выглядели здоровыми.
Их тоже можно было понять: раз ты здоров, значит, у тебя есть какой-то секрет.
Отдай его! Вылечи меня! Немедленно! Ах, не хочешь, сволочь? Зажал? Вот тебе, вот тебе!
Головой - об асфальт, наступить на руку, чтобы хрустнуло, бить, пока он, только что бывший здоровым, не перестанет кричать - и отправиться дальше искать тех, кто не заболел, пока не пройдет отпущенная тебе неделя и ты не упадешь прямо на улице, на половине шага.
Через неделю от начала больной переставал спать. Потом что-то начинало происходить с его мышцами и связками - движения делались рваными и резкими. Время от времени больные падали прямо на улице и начинали дергаться, но потом вставали и шли на поиски тех, кто еще был здоров. На десятый день в ста процентах случаев наступала смерть. Лекарства от этой заразы не было. Если ты заболел, непременно умрешь.

Нам надо было выбираться из города, но для этого следовало обзавестись машиной, сделать запас продуктов и обновить аптечку. Вылазки мы устраивали ночью, предварительно обрызгавшись какой-нибудь вонючей медицинской дрянью из запасов

rudasov . Больные неважно видели и почти ничего не соображали, зато обоняние у них было очень острым. Мы для них пахли тем, что следовало убивать. Нас это, ясный пень, мало устраивало.
К торговому центру на углу двух широких улиц нам пришлось пробиваться с боем - эти, кашляющие и харкающие кровью, совсем озверели. Если бы я могла, я жалела бы их и не желала бы им зла. Но я не могла себе этого позволить. У меня очень плохо получалось стрелять, но по крайней мере, я ни разу не перепутала последовательность действий и не попала ни в кого из своих. И то хлеб. На входе в ТЦ пистолет у меня отобрали, чтобы патроны попусту не тратила - хрен знает, когда выйдет пополнить боезапас.
Было видно, как мы шли - там лежали трупы.
Мы остались внизу - приглядывать за входом и набивать рюкзаки всем необходимым - шмотки, еда, бинты и лекарства. Я поглядывала на улицу и быстро-быстро курила обнаруженную тут же "Астру", омерзительную на вкус. Меня трясло.
- Это здец какой-то, натуральный здец, я не могу так больше, у меня сил нет, - повторяла я. У меня был полный рот гадкого мокрого табака и я все время сплевывала его.
- Но мы же все равно справились, - сказал он
- Мы не справились, - ответила я. - Мы убили их, а это не одно и то же.
Я затушила о ступеньку мертвого эскалатора докуренную и взяла новую сигарету. Джориан молча отобрал у меня пачку, сунул в карман и помог мне подняться. У меня жутко першило в горле и хотелось пить.
- Это не твоя вина, - сказал он.
"Да? - хотела было спросить я. - А чья?" Но не спросила. Вместо этого я порылась в рюкзаке, нашла там теплую банку кокаколы и залпом выпила коричневую сладкую дрянь. Мои волосы пахли мочой, кровью и дымом. Я очень надеялась, что мы все-таки найдем место, где можно будет спокойно помыться.
- Ладно, - он кивнул. - Ладно, ты права. В следующий раз попробуем по-другому.
Сверху послышался шорох и с чердака спрыгнул Рудазов с навигатором в руках.
- Пора выбираться, - сказал он. - Тут рядом автосервис. Возьмем машину и двинемся по направлению к Крыму, я знаю там пару толковых медиков и несколько подходящих лабораторий. У меня есть идея насчет сыворотки. Если...
Я улыбнулась, кивнула и поняла, что больше не могу терпеть.
Я начала кашлять.

Не бывает следующего раза. Всякое событие, всякая ситуация - слишком ценный ресурс, чтобы давать каждому желающему второй шанс. Что сделано - то сделано, только и именно так, как оно сделано; ничто и никогда нельзя переиграть.
И еще я подумала - хоть у кого-нибудь из них хватит духу меня пристрелить до того, как я превращусь в безмозглое озлобленное и скулящее нечто?

***
Я знаю, что четче это уже не сформулировать никак, поэтому - как вышло.

Воскресный кошмар.
Ты просыпаешься в пустой машине, которая едет по пустой дороге - не слишком быстро и не слишком медленно. Ты опускаешь стекло, втягиваешь ноздрями воздух, не чувствуя его запаха - и вдруг осознаешь, что ты мертв. Так всегда было, так есть и так будет дальше, столько, сколько длится время.
В этом нет ни чьей-то вины, ни наказания - только данность. Такой, как ты в принципе не способен быть живым. Все, что ты можешь сделать для себя - сохранить в паутине сухие стрекозиные крылья, заняться имитацией эмоций, запустить внутрь себя пару призраков, надерганных из чужих воспоминаний, заставить себя забыть о собственном не-существовании.
И ни одно мгновение твоей жизни не было правдой.
Косматое красное солнце соскакивает с небесного гвоздя, падает и у меня (снова?) не хватает реакции, чтобы поймать его до того, как оно коснется земли.

Потом, открывая глаза уже взаправду, в соснах на берегу, трудно убедить себя в том, что была фальшивка.